Правда, и цену за то заплатили немалую.

Настолько немалую, что власти без малого четыре десятилетия морочили современникам голову взятыми с потолка, но весьма им удобными, более или менее пристойно выглядевшими цифрами в духе пресловутых сталинских «семи миллионов». Подлинную статистику при этом все эти годы надежно держали за семью архивными печатями как страшную гостайну.

Тайна действительно была не для слабонервных. Это стало ясно, когда в 1993 г. вышел сборник «Гриф секретности снят. Потери вооруженных сил в войнах, боевых действиях и военных конфликтах». Генштаб, правда, почти тут же скорректировал их в сторону серьезного (в 1, 4 раза) увеличения. И это, судя по всему, не в последний раз. Но процитируем хотя бы уже опубликованное для всеобщего пользования. И только по Берлинской операции.

Итак, общие потери 1-го Белорусского фронта www.papertyne.ru с середины апреля по начало мая 1945 г. составили 179 450 человек убитыми и ранеными.

По сравнению с другими фронтами – участниками операции – суточные потери у Жукова оказались в 1, 6 раза больше, чем у Конева, и в 3 раза – чем у Рокоссовского[41].

И это, напомним еще раз, при общем имеющемся у маршала превосходстве над противником в силах в 3—4 раза.

В «плюсах» осталась лишь «экономия боеприпасов». Однако точности ради вычтем из этой «экономии» хотя бы потери в танках. Одна только 1-я гвардейская ТА из имеющихся (по состоянию на 16. 04. 45) 709 танков и самоходных установок потеряла на подступах к Берлину и в самом городе 232 бронеединицы.

То есть почти треть.

И все это ради «экономии времени», которое на самом деле было так же щедро растрачено, как техника и людские ресурсы.

Не нами, а профессионалами военного дела установлено, что уровень полководческого мастерства командующих характеризуется соотношением боевых успехов к числу потерь.

Так что приведенные здесь цифры в особом комментарии не нуждаются.

Они достаточно красноречивы сами по себе. Ибо убедительно показывают, на каком оперативном уровне заканчивали мы войну. А более всего, сколь дешева была чужая человеческая жизнь для высшего политического и военного руководства страны…

Никто не имеет большего права спрашивать за напрасно погубленные жизни, чем тот, кто сам – как никто иной – этой жизнью рисковал.

Комбата С. Неустроева вопрос о наших невероятно великих потерях волновал всю жизнь.

Уже после войны, в 1957 г. по приглашению своего бывшего комдива В. Шатилова, ставшего к тому времени заместителем командующего Приволжским военным округом, Неустроев приехал к генералу в гости.

И там, уже за непринужденной беседой без чинов, не удержался и в осторожной форме задал все еще действующему военачальнику так долго мучивший его вопрос.

Вот что (цитирую по воспоминаниям самого Степана Андреевича) ответил ему Шатилов: «Эх, Степан, Степан, разве я в этом виноват… Десятки раз вышестоящее командование требовало от меня любой ценой немедленно взять такую-то деревню, такую-то высоту и во столько-то часов доложить о выполнении приказа. „А то… пойдешь под трибунал! “ Что мне оставалось делать? Выполнять! Любой ценой! Вот причина больших потерь…» [42]

О том, чтобы «выполнять» и «любой ценой», в трактовке Шатилова выглядело как чей-то высокопоставленный субъективизм.